Статьи

Кто следующий?

Все, что вы прочтете ниже, не объективное знание, а совокупность 670 субъективных мнений. Только что Институт ситуационного анализа и новых технологий (ИСАНТ), журнал «Эксперт» и Институт общественного проектирования (ИНОП) завершили исследование «Самые влиятельные политики России». Такое исследование проводится нами не в первый раз. Первое из них было опубликовано в «Эксперте» в 2000 году, а второе, в 2003 году, вышло отдельной книгой. Пауза была связана с тем, что, наблюдая выстраивание вертикали власти, мы полагали, что любое исследование влиятельности в этих условиях будет тривиальным. Это оказалось не так. Политическая реформа 2003–2006 годов привела к формированию элегантной системы власти, построенной на консенсусе между либерально настроенными выходцами из силовых структур и ныне действующими силовиками. Пресловутая вертикаль власти оказалась сложной, многовариантной не стагнирующей, а развивающейся политической системой.


Принципы исследования

Исследование охватило 32 региона России (см. таблицу 12 и таблицу 13). Проводилось оно как опрос региональных экспертов по поводу того, кого они считают влиятельным в современной региональной политике. Собственно, база этих экспертов и методика исследования являются самым большим достоинством технологии ИСАНТа. Эта база состоит не только из внешних наблюдателей — аналитиков, политологов и журналистов (как экспертная база для большинства аналогичных исследований других изданий), но и из действующих чиновников, политиков, представителей бизнеса и общественных организаций в регионах. В частности, та база экспертов, которая использовалась в этом исследовании, включала в себя персоны, которые были названы влиятельными в прошлые годы. Полевую часть исследования под руководством Даровина И. Я. выполнили: Журавлева В. Ю., Ильиных О. А., Бычков Н. В.

Исследование фактически состоит из двух блоков. Первый — определение политиков федерального уровня, влияющих на политику в регионе, который оценивает тот или иной эксперт. Второй — определение политиков, влиятельных исключительно на региональном уровне. Нас в большей степени будут интересовать федеральные политики, но, поскольку представителям бизнеса — и нашего, и западного — очень интересны регионы, в конце материала мы приводим десятку политиков, влиятельных в каждом из исследованных регионов (см. таблицу 12).


Влиятельные в федеральном масштабе

В соответствии с задачей исследования эксперты определяли персон федерального уровня, непосредственно влияющих на политику в регионе. Слово «непосредственно» здесь очень важно. Назывались те федеральные политики, о которых известно, что важные региональные решения принимаются так или иначе по согласованию с ними. Для описания степени влияния персоны эксперты оценивали уровень ее влиятельности в диапазоне от 1 до 10 баллов. При этом, что тоже важно, они сами определили девять направлений значимого влияния в политике:

влияние на региональные силовые структуры.

Всего было названо 390 персон, но далеко не все они действительно являются персонами федерального уровня влияния. Это связано с тем, что понятие «федеральный политик» определяли сами эксперты и частично в их оценках проявлялась провинциальность: раз человек сенатор от региона, значит, он и есть федеральный политик, а то, что о нем никто ничего не слышал, кроме как в регионе, не имеет никакого значения. Такие персоны в ходе дальнейшего анализа были удалены по очень простому критерию — количеству регионов, где фигуру назвали влиятельной. В качестве первого критерия отсечения мы выбрали такой уровень: персону должны назвать не менее 10 раз и более чем в трех регионах. Только при введении этого критерия список персон федерального значения сократился до 59 (см. таблицу 1). Цифра эксклюзивная. Никогда до сих пор так мало людей не входило в число федерально влиятельных. 150 человек — такой была прежняя норма.

Однако даже эти 59 человек не являются вполне значимыми в федеральном масштабе. С 36−го места идут полпреды (их оценки приведены в отдельной таблице 14), но их значимость имеет региональное значение. А вот выше 36−го места располагаются те, кто имеет влияние в девяти регионах и более. Именно этот список 35 персон по результатам исследования и есть список политиков, которые управляют сегодня нашей страной на федеральном уровне. Они и стали предметом первого этапа анализа.

Анализ этих 35 персон проводился на основании их позиции в координатах «уровень влиятельности—количество регионов» (см. график 1 и таблицу 2). Это позволило выделить четыре основные группы влиятельных политиков (на графике 1 они обозначены как I, II, III, IV). Надо понимать, что эти группы не эквивалентны понятию «кремлевские группировки». Это чисто статистический результат. В нашем исследовании персоны, входящие в одну группу, иногда находятся как принято писать в газетах в разных «башнях Кремля» и иногда даже в прямой конкуренции друг с другом. Их объединяет только положение по уровню влиятельности. Выделение этих групп позволяет составить представление об иерархии институтов и целей в современной политической системе.


Путин

Первая группа влиятельности — это один человек, Владимир Путин. Его назвали влиятельным во всех регионах, общий балл его влиятельности на политику в регионах составляет 8,9 (при 10−балльной шкале). Надо акцентировать не первое место президента, а именно уровень. Никогда до сих пор влиятельность президентской должности не была столь велика. Ни в 2000 году (Путин только стал президентом), ни в 2003−м, когда многим казалось, что он был на пике своей президентской активности. Но многие тогда считали, что второй срок Путина был лишним, что его позитивной программы хватило только на первые четыре года, и это доказывает, что мы плохо чувствуем реальную политику. Именно в ходе второго срока президентская влиятельность достигла своего максимума, и, как показывает исследование, произошло это за счет того, что президент и его аппарат эти годы вручную выстраивали новую политическую систему страны.

В связи с позицией президента в рейтинге влиятельности обратим внимание на два факта. Первый — отрыв президентской влиятельности от политика, следующего за ним. В 2000 году ближайшим к Путину был глава Совета Федерации Егор Строев. Строев проигрывал Путину 1,6 балла. В 2003 году ближайшим к Путину политиком оказался премьер Михаил Касьянов — он тоже проигрывал президенту 1,6 балла. Сегодня ближайшими оказались Дмитрий Медведев и Владислав Сурков, но они уже проигрывают Путину примерно 3 балла.

Интересно, как менялся статус ближайших к Путину политиков. Сначала это был глава сената (президентская власть противостояла губернаторской). Потом — глава кабинета (судя по дальнейшей политической карьере Касьянова, он не вполне разделял государственнические идеи Путина, и это тоже было противостоянием). Теперь ближайшие по влиятельности к Путину — бывший глава его администрации и нынешний замглавы по внутренней политике. То есть его собственный аппарат.

Второй факт, на который стоит обратить внимание, — уровень влиятельности президента по разным направлениям. Поскольку Путин не имеет соперников во влиянии на внутреннюю политическую систему, то именно он и задает уровень значимости тех или других направлений влияния. Чрезвычайно важно, что на первом месте оказывается уровень влияния на региональные силовые структуры — 8,8! (по десятибалльной шкале). На высокую «силовую» влиятельность президента указали во всех регионах почти все эксперты. Следующие за Путиным по этому направлению влияния — глава ФСБ Николай Патрушев и глава МВД Рашид Нургалиев — отстают по уровню влиятельности на один балл с лишним. Вроде разрыв небольшой, но при этом их назвали влиятельными лишь в 15 и 18 регионах соответственно. Замглавы администрации по кадровым вопросам Игорь Сечин имеет еще меньший балл «силовой» влиятельности. И ближайшим к Путину в этой зоне оказывается Сергей Иванов (уровень влиятельности 6,3; 28 регионов). Более чем на два балла ниже, чем у Путина.

Таким образом, президент является акцентированным лидером по влиянию на региональные силовые структуры (по крайней мере, по совокупному мнению наших экспертов). Но важно не только это, но и то, что именно влияние на региональные силовые структуры является первым объектом влиятельности президента. Это указывает на крайне высокую политическую значимость силовых структур для осуществления российской политики. И это означает, что для того, чтобы продолжать сегодняшнюю линию, следующий президент, скорее всего, должен обладать схожим ресурсом влияния.

Что касается других уровней президентского влияния, то за силовыми структурами идет влияние на процесс принятия решений — 8,6 балла. Далее идут влияние на расстановку кадров и на избирательные процессы — 8,5 балла и влияние на экономические процессы — 8,2 балла. Остальные уровни влияния — ниже 8 баллов.


Политические строители

Вторая группа влиятельности немногочисленна. В ней всего три человека — первый вице-премьер Дмитрий Медведев, замглавы администрации по внутренней политике Владислав Сурков и лидер партии «Единая Россия» Борис Грызлов. Уровень влияния этих людей на политику соответственно 5,6, 5,9, 5,2. Количество регионов влияния — 31, 29, 32.

Среди этих фигур наиболее очевидна фигура Владислава Суркова. По должности занимаясь внутренней политикой, в том числе выборами и партийным строительством, замглавы администрации имеет совершенно очевидные направления и масштаб влияния и только по ошибке называется серым кардиналом. Он номер один в этой тройке (и номер два после Путина) во влиянии на избирательные процессы, на конфликты в регионах, на СМИ и на общественные организации. При этом динамика его влиятельности впечатляет: за три года (с 2003−го) по уровню влиятельности он поднялся с 7−го на 2–3−е место (с учетом количества регионов, где он назван влиятельным).

Менее очевидны две другие фигуры. Дмитрий Медведев меньше года занимает должность первого вице-премьера, и трудно предположить, что занятие национальными проектами за такой короткий срок обеспечило ему столь высокий уровень влиятельности. Скорее, этот уровень достигнут в годы работы во главе администрации президента. А это значит, что Медведев имеет стабильный уровень влиятельности, причем непрозрачность ее происхождения только усиливает стабильность. По направлениям влиятельности Медведев в этой тройке делит с Сурковым 1–2−е место по влиянию на расстановку кадров. Занимает 1−е место по влиянию на принятие решений. И 2−е (после Суркова) по влиянию на конфликты в регионах.

Однако настоящим прорывом в тройке является Борис Грызлов. То, что лидер, как полагают многие, «ручной партии Кремля» вошел, по оценке многочисленных региональных экспертов, во вторую группу влияния, доказывает, что партия стала реально действующим инструментом политики. Однако пока сфера влиятельности Грызлова складывается прежде всего из влияния на избирательные процессы (в тройке он второй после Суркова) и на расстановку кадров (уступает и Суркову, и Медведеву).

Все другие партийные лидеры, имеющие шанс войти в Думу, существенно проигрывают Грызлову по влиятельности. Сергей Миронов занимает 20−е место (29−е в 2003 году), Владимир Жириновский — 31−е место (43−е в 2003 году), Геннадий Зюганов — 34−е (33−е в 2003 году).

Среди партнеров Грызлова по партии выделяется первый заместитель руководителя фракции ЕР в Госдуме Вячеслав Володин, который назван влиятельным в 14 регионах.

Если попытаться оценить значение того, что именно Сурков, Медведев и Грызлов составляют вторую после президента группу личной влиятельности в России, то получается, что более либеральный блок нашей политической элиты является значимым противовесом влиятельности силовых структур. Безусловный успех в этой конструкции — позиция Грызлова, что эквивалентно позиции ЕР. Это значит, что партия стала действительно важным, функциональным элементом политической системы. Как мы покажем ниже, ЕР сегодня институционально оформляет противовес силовой политике. При этом, однако, партия постоянно контактирует и согласует свои позиции с представителями силовых структур, что может не нравиться с идеальной точки зрения, но в реальности делает политические позиции ЕР более устойчивыми.


Исполнители

Третью группу влиятельности составляют прежде всего члены кабинета министров — Михаил Фрадков, Сергей Иванов, Герман Греф, Алексей Кудрин. Сюда же мы включили и главу президентской администрации Сергея Собянина. Хотя последний и проигрывает по количеству регионов, где он оказывает влияние, но, во-первых, эти регионы — прежде всего Сибирь, которая крайне важна для России, а во-вторых, уровень его влиятельности по отдельным позициям очень высок.

В этой группе самой слабой фигурой по отношению к своему официальному статусу оказался премьер. По общему уровню влияния он лидирует (в масштабах группы), но по отдельным направлениям влияния Фрадков только дважды попадает в пятерку лидеров. В пункте «влияние на принятие решений» он занимает 5−е место после Путина, Медведева, Суркова и Собянина. А в пункте «влияние на экономические вопросы» он уступает и двум своим министрам — Грефу и Кудрину, — и Медведеву.

Греф и Кудрин тоже имеют ограниченные сферы влияния, связанные с их непосредственной деятельностью. Греф — номер один в группе по влиянию на экономические вопросы, Кудрин следующий. Плюс, соответственно, 5−е и 6−е места в пункте «влияние на принятие решений». Примечательно, что ни один из этих весьма известных членов кабинета не имеет серьезного влияния на «активные точки» — и Греф, и Кудрин влияют на расстановку кадров в регионах и на конфликты в регионах существенно ниже среднего уровня влиятельности. (Фрадков — чуть выше.)

Сергей Собянин, назначенный на должность главы администрации президента менее чем год назад, быстро наращивает свою федеральную влиятельность. Его можно назвать четвертой фигурой по влиянию на избирательные процессы пятой по влиянию на расстановку кадров и по влиянию на конфликты в регионах. Все три категории влиятельности являются «активными точками» внутренней политики, поэтому недооценивать фигуру Собянина нельзя.

Но, безусловно, самым сильным игроком в этой группе оказывается недавно назначенный первым вице-премьером Сергей Иванов. Несмотря на то что по общему уровню влиятельности Иванов находится на уровне Кудрина и Грефа (надо отметить, что исследование проводилось в момент, когда Иванов был еще министром обороны), он контролирует ключевой сектор влиятельности — «влияние на региональные силовые структуры». Здесь он второй после Путина, существенно превосходя и «демократов-федералов» по уровню влиятельности, и «силовиков» по количеству регионов. Например, ближайшего к Иванову директора ФСБ Николая Патрушева назвали влиятельным в 15 регионах, а Иванова — в 28 из 32. Собственно, эта влиятельность на региональные силовые структуры и является главным козырем Иванова в гонке за президентство на «выборах элит». И с учетом сохраняющейся важности силовиков в нашей политике этот козырь может стать ключевым.


Собственно силовики

Четвертую группу влиятельности составляют главы силовых ведомств и замглавы администрации Игорь Сечин. Иерархия внутри группы следующая: Сечин, Нургалиев, Патрушев, Шойгу, Чайка. Вся группа занимает лишь четвертое место в федеральной влиятельности и из-за относительно невысокого уровня влияния — от 4,1 до 4,7 (при том, что все игроки второй группы имеют уровень влияния уверенно выше пяти), и из-за небольшого регионального охвата — у самого «широкого» из них Нургалиева ширина охвата — 18 регионов, то есть чуть больше половины.


Сечин занимает лидирующие позиции в группе, так как, будучи замглавы администрации президента, он имеет достаточно высокий уровень общего влияния (идет девятым после Михаила Фрадкова), однако при этом назван влиятельным всего в 15 регионах, а тот же Фрадков — в 28. Точно так же локализовано влияние Игоря Сечина и в избирательных вопросах, и в назначении кадров. Регионы, где он назван влиятельным, весьма разнообразны, и нельзя сказать, что они предопределены какой-то формальной, например экономической, логикой. В их число входят Татарстан и Башкирия, большая часть Юга России — Ростов, Краснодар, две сибирские области — Иркутск и Новосибирск, и еще стоит обратить внимание на Самару и Свердловскую область.

Однако показательно, что в вопросах влияния на конфликты в регионах и на региональные силовые структуры Сечин уступает «штатным силовикам» — Нургалиеву и Патрушеву. Причем в этой паре лидирует не глава ФСБ, а глава МВД, хотя и несущественно. Оба силовых министра тоже имеют относительно ограниченный охват влияния — у Патрушева 15 регионов, у Нургалиева — 18. Однако по уровню влияния на конфликты в регионах (важный пункт контроля за ситуацией) они практически сравнялись с «демократами-федералами», а по уровню влияния на силовые структуры регионов (тех, где это влияние есть) они заметно обходят всех за исключением Путина и Сергея Иванова. Влияние на силовые структуры Патрушева — 6,9, Нургалиева — 6,8, Иванова — 6,3, но последний имеет «силовую» влиятельность в 28 регионах.

Среди потенциально конфликтных областей, в которых сильно влияние Патрушева, мы находим Ставропольский край, Воронежскую область, Приморский край, ключевую для России Свердловскую область, и, наверное, стоит назвать Ростов.

Среди тех регионов, где имеет влияние Нургалиев стоит отметить четыре — это Татарстан, Башкирия, Ставрополье и Свердловская область.


Регионы

Казалось бы, видно, что на федеральном уровне силовики имеют принципиально меньший уровень влияния, чем вторая и третья группы, всерьез конкурируя с «демократами-федералами» только в зоне профессиональной деятельности — во влиянии на силовые структуры регионов и на конфликты в регионах. Но до сих пор речь шла только о личном влиянии. Между тем, как показывает исследование, в России сохраняется масштабное сетевое влияние силовых структур на региональную политику, которое сегодня, как нам представляется, вступает в период конкуренции за влияние на региональную политику с главным политическим представителем федерального центра — ЕР. Многим это покажется смелой гипотезой, например потому, что Борис Грызлов сам в какой-то момент возглавлял МВД, но наша гипотеза состоит в том, что консенсус между либералами и силовиками во власти, достигнутый после Беслана, сегодня постепенно разрушается и ЕР, для того чтобы усилить свои политические позиции, будет стремиться избавиться от влияния на себя силовиков и все чаще вступать с ними в конфликты. Для того чтобы понять это, надо посмотреть, как устроена собственно региональная политика, по крайней мере глазами наших экспертов.

Посмотрим на ситуацию в регионах, взяв средние оценки по каждому из них. То есть фактически весь дальнейший анализ строится на понятии «среднестатистический регион». Его рассмотрение позволяет понять типичные механизмы влиятельности в регионах.

Первый вопрос: кто из региональных политиков и чиновников влиятелен в принципе? Для того чтобы ответить на него, мы оценили влиятельность каждого типа регионального политика — депутата Госдумы, председателя законодательного собрания, губернатора, руководителей МВД и прочих — и выделили самых влиятельных, тех, чей общий уровень влиятельности превосходит средние оценки. Таких типажей оказалось восемь. (см. таблицу 11) Это губернатор с уровнем влияния 8,5 (почти как у Путина, только в своем регионе), председатель заксобрания — 6,2, мэр столицы региона — 6, представитель церкви — 5,1, представители ФСБ — 4,9, главный федеральный инспектор — 4,8, председатель городского совета — 4,6, прокуратура — 4,6. Обратим внимание на то, что из восьми влиятельных региональных персон четверо — прямые представители вертикальной власти (сам губернатор, ФСБ, МВД, и федеральный инспектор — вот она, вертикаль), а из этих пятерых самые высокие оценки у губернатора и представителя ФСБ. Обратим также внимание на то, как высоко забралась церковь в своей влиятельности на региональную политику. Раньше такого не было. При этом, конечно она не является элементом вертикали власти, но является федеральной сетевой структурой.

Теперь рассмотрим влиятельность региональных персон по отдельным направлениям (см. таблицу 11).

На избирательные процессы влияет губернатор, глава избирательной комиссии с высоким уровнем — 6,6, председатель законодательного собрания, мэр, председатель городского совета и главный федеральный инспектор.

На расстановку кадров влияют те же минус председатель избирательной комиссии плюс ФСБ.

Конфликты в регионе — сразу после мэра, занимающего вторую строчку, идут ФСБ и прокуратура.

На экономические процессы влияют всего четыре фигуры — губернатор, мэр, председатель заксобрания и представитель крупного бизнеса.

На СМИ и общественные организации влияют губернатор, мэр, председатель заксобрания, председатель горсовета и РПЦ.

На региональные силовые структуры влияют те, кому положено по должности: глава региона, ФСБ, МВД, прокуратура, суд.

В этом перечислении мы видим серьезное влияние силовых структур на все важнейшие направления политики.

Средние оценки влияния каждого из губернаторов даны в таблице 13.

Теперь рассмотрим ресурсы влияния представителей региональных элит. Наши эксперты сами определили набор этих ресурсов, и надо сказать, что он существенно изменился по сравнению с исследованиями 2000−го и 2003 года. Место личной харизмы, целеустремленности и самостоятельности, которые фигурировали в прежних исследованиях, заменили связи с федеральным политическом центром и с силовыми региональными структурами. Кроме того, были и остались такие ресурсы, как контроль над финансовыми потоками и связи в бизнесе и во властной элите.

Так вот, все три ключевые региональные персоны — губернатор, мэр и председатель заксобрания — примерно в одинаковой степени опираются в своей власти на контроль над финансовыми ресурсами, связи с федеральным политическим центром и связи в региональных силовых структурах. И не только они. Депутаты и сенаторы опираются на те же ресурсы. Причем опора на силовые структуры для депутатов и сенаторов является более важной, чем связи с федеральным политическим центром.

Для нас этот последний пункт — высокая связанность депутатов и сенаторов с региональными силовыми структурами — симптом избыточной влиятельности силовиков на политику. Опасно ли это? Да, опасно. Силовые ведомства не должны иметь столь заметного влияния на политику, чтобы это вычислялось на уровне пусть квалифицированного, но в общем-то совершенно невинного исследования. Но по существу такой ход событий был практически неизбежен. Два известных журналиста в свое время очень хорошо пояснили эту неизбежность для России. Михаил Рогожников еще в 1999 году написал, что в России победит ФСБ, так как это единственный в стране институт, который имеет мощное сетевое представительство. Потом, уже после ареста Ходорковского, Максим Соколов тоже охладил пыл сомневающихся, написав: то, что власть в нежелающем разрушаться, но находящемся на грани разрушения государстве захватывают люди в погонах, естественно, так как их архетипическая функция сводится как раз к охранению государства. Фактически оба автора указали на то, что Россия, как писал знаменитый западный историк и социолог Доменик Ливен, всегда была и до сих пор остается военно-аристократическим государством, и демократические реформы Ельцина не смогли обеспечить стремительную трансформацию страны в гражданское государство.

Если попытаться схематично описать, как устроены коммуникации в региональной политике, то нам это видится как параллельный контроль и обмен мнениями между ЕР (как представителем федерального политического центра) и региональными силовыми ведомствами по поводу фигур губернатора, депутатов и сенаторов. Этот диалог приводил к достижению консенсуса и стабильности в предыдущие три года, но стратегически этот консенсус должен изжить себя. Силовики должны быть вытеснены из непосредственной политики нормальными демократическими политическими институтами. Причем вытеснение это необязательно должно идти через войну с силовиками. Практически все европейские страны прошли период, когда прогрессивная часть военной аристократии, наделяемая собственностью и публичными политическими полномочиями, постепенно становилась сторонником либерализации политической и экономической жизни.


Элементы прямой демократии

Если влияние силовиков и федерального центра на региональную политику в исследовании видно невооруженным глазом, то точно так же видна и скудость элементов прямой демократии.

Только для мэров и в меньшей степени для председателей заксобраний важны личные достижения как ресурс влияния. Мэры и председатели ЗАКСов — это, собственно, тот последний рубеж непосредственной демократии, который удалось отстоять «демократом-федералам» в совсем недавних спорах о возможности назначения мэров.

Другой факт. Пренебрежимо малым стало влияние бизнеса на политику. Достаточно сказать, что в списке общей влиятельности политиков федеральной значимости мы видим только три имени — Вагит Алекперов, Владимир Потанин и Олег Дерипаска. В конструкции Путина это, по-видимому, выглядит правильным решением, да и многие российские интеллектуалы, отрицая систему 90−х, высказывали тезис о том, что бизнес не должен заниматься политикой. Нам трудно с этим согласиться. Бизнес — одна из важнейших частей общества, в некоторых странах это даже одна из частей элиты общества. И для регионов, и для страны в целом было бы заведомо лучше, если бы бизнесмены могли открыто заниматься политикой. Не покупать фракции и депутатов, но открыто состоять в партиях, владеть политически активными СМИ, частично финансировать общественные организации и участвовать в их деятельности. Запрещены должны быть лишь попытки монополизации бизнесом политической влиятельности и стремление к эксклюзивному определению государственной политики.

Проблема СМИ. Помнится, Ельцин, обращаясь к представителям СМИ, говорил: «Вы — мои силовики». В новой системе СМИ как явление политической власти практически исчезли. И это огромный дефицит системы, поскольку, как показал в своем исследовании американский социолог Бенедикт Андерсон, независимые и экономически состоятельные СМИ были главным инструментом создания единой нации во всех европейских и американских государствах. Наши же региональные СМИ целиком подчинены региональным властям, и их руководителей и владельцев нет в структуре политической элиты. То же самое можно сказать и о федеральных СМИ, которые акцентировано не занимаются политикой. Вообще говоря, это абсурд. Если не существует хотя бы десятка независимых от государства национальных СМИ, то каким образом может сформироваться политическое сознание демократической нации? Сделать это очень сложно, так как в современных условиях национальные СМИ конкурируют с развитыми иностранными издательствами и зачастую вынуждены искать «экономической помощи» у власти, но тем не менее сделать это необходимо, используя хотя бы традиционные налоговые методы поддержки национальных СМИ.

Общественные организации. Они фигурируют в исследовании только как объект влияния федеральных и региональных политиков. В списке влиятельных нет ни одного лидера общественной организации. Это тоже порок системы. Нам очевидно, что в обществе существует серьезный потенциал низовой демократии (это видно хотя бы по быстрому развитию благотворительности в стране), и реформа системы образования, здравоохранения, градостроительная реформа вполне могут питаться деятельностью общественных организаций, а их лидеры — становиться заметными региональными политиками. Но для того, чтобы это произошло, в региональной политике должна быть иная атмосфера.


К чему все идет, или Каким будет следующий президент

Подведем итог. Исследование показало колоссальный масштаб трансформации нашей политической системы. Всего за три года Путин и его аппарат на месте хаотической системы 1990−х и ранних 2000−х создали достаточно стройную политическую систему.

Напомним, на протяжении первых тринадцати лет реформ — с 1990−х по 2003 год — наша политическая система имела множество центров силы, активно конкурирующих друг с другом. Причем смешивалась конкуренция социальных групп (групп элит) и конкуренция политических институтов. Конкурировали за власть президент и парламент, президент и сенат, сенат и парламент, крупный бизнес и президент, силовики и губернаторы, силовики и крупный бизнес. Это был хаос, а не система. У нас отсутствовала иерархия институтов власти, и, по сути, мы все время были на грани смены политического режима, что могло повлечь за собой и изменение территориального устройства России. Реформа последних трех лет выстроила иерархию институтов, и Россия со всей очевидностью стала президентской страной, что должно сохраниться и в последующие годы.

В этой реформе Путин всерьез опирался на силовые институты, и эти институты восстановили свою политическую мощь, утраченную в 90−х. Сегодня политическая влиятельность силовиков «прошивает» большую часть страны. Это очевидная проблема, в том числе и потому, что «силовая» влиятельность — самая главная преграда на пути возвращения бизнеса в политику.

По-видимому, понимая недостатки силовой политики, Путин и его аппарат попытались создать публичную систему противодействия «силовому центру» в виде мощной федеральной партии, которой оказалась ЕР. Нюансом этого хода была готовность «Единой России» (в силу ее происхождения) к консенсусу с силовиками, и наоборот. Таким образом была решена главная проблема демократизации военно-аристократической страны — внутри элит был достигнут очень своеобразный, очень постсоветский, но все-таки либерально-консервативный консенсус. Короче говоря, страхи внешних наблюдателей оказались преувеличены. Вертикаль власти — механизм не примитивный, не стагнирующий и способный развиваться. При этом у него есть целый набор дефектов, о которых было сказано выше.

Что это значит с точки зрения следующего президентства? На наш взгляд, ключевыми являются три вещи. Во-первых, новый президент должен быть способен сохранить имеющуюся доминанту президентской власти, иначе это предполагает слишком сильную трансформацию политической системы. Во-вторых, он должен быть способен к поддержанию и развитию достигнутого либерально-консервативного консенсуса, а значит, он должен соединять в себе либеральные идеи и быть принят в силовых структурах. В-третьих, он должен быть готовым к дальнейшей либерализации политической системы: через развитие СМИ, через создание сети клубов и институтов для выработки решений, через обеспечение возможностей для возвращения бизнеса в политику.

Юрий Полунин, Татьяна Гурова

27.03.2007
Источник: Журнал ЭКСПЕРТ

Читайте также:

• Что такое маркетинговые исследования
• Особенности маркетинговых исследований в туризме
• Маркетинговое исследование: рынок канцелярских товаров растет быстрыми темпами

 Все статьи раздела "Исследования"